Размеренно,
без всяких штормов и девятых валов, редких ЧП, наш флагманский корабль
с гордым именем: - АВАТУ, со своими тремя флотилиями- учебными
батальонами, одну из которых вел наш командир- полковник И.Я. Ржавин,
плыл по реке знаний, к первой для нас, курсантов набора семидесятого
года, остановке: Госэкзамену и нашему выпуску из стен родной Альма-
Матерь. У каждого из нас впереди были свои моря и океаны знаний: высшие
учебные заведения, академии, адъюнктуры; научные работы, защиты
кандидатских, докторских диссертаций. И нам выпускникам, предстояло ещё
побарахтаться в пучине знаний, прежде чем состояться, как специалисту.
И пусть не всем удалось окончить ВВУЗЫ, но все из нас, выпускники
АВАТУ, состоялись в дальнейшем как авиационные специалисты, хоть и
среднего звена. А некоторым, волею судьбы были уготованы другие Виды
Вооруженных сил нашего, как нам тогда казалось, нерушимого Советского
Союза, с другими должностями и задачами. Проводив выпускников 72
года в места их дальнейшей службы, отдохнув в отпусках, мы вернулись в
расположение своих казарм нашего училища. Те два года, которые мы
провели здесь, обучаясь военному мастерству, специальной подготовке, не
прошли для нас даром. Мы все повзрослели и выросли. Наши хилые тела,
ещё недавно нас никак не устраивающие, налились мышцами, а курсантские
тела дышали силой и энергией. Вчерашние красавицы-недотроги, с
пренебрежением относящиеся к нашему, хилому брату, сегодня тайно по нам
всхлипливали в отдаленных городах и весях необъятного Союза. Нашему
физическому развитию помогал спорт. Хоть и мы проклинали эти лыжные
марафоны с забегом на всю зиму, а летом- летние кроссы, но все
внутренне понимали, что это для здоровья и нашего совершенствования,
гармоничного физического развития. Многие из курсантов выполнили
мастерские нормативы по различным видам спорта. В особом почете в ротах
были наши спортсмены, добившиеся громких побед. В различные годы в
училище превалировали такие виды спорта, как бокс, штанга, военное
троеборье , но всегда любимой была училищная эстафета на тысячу метров,
ласково нами называемая*МАШКА* и лыжные гонки. Ачинское военное
авиационно-техническое училище всегда славилось среди военно-учебных
заведений страны результатами по физической подготовке и спорту.
Сколько раз наши курсанты и офицеры подвергались различным проверкам по
спорту со стороны Главкомата, Инспекции Министра обороны . И их наше
родное училище выдерживало с честью. Наверное сказывалось то, что во
главе рот, батальонов, училища были преданные спорту офицеры — наши
старшие товарищи. В субботние и выходные дни командно-преподавательский
состав участвовал в различных спортивных мероприятиях. В цене были
офицеры, умеющие хорошо бегать на лыжах и играть волейбол. Учиться становилось легко, интересно и в общем-то просто. Мы
уже не задавали глупых вопросов по электротехнике, таких как: мы знаем,
что в проводах электроток, но как он туда попал или о прохождении
радиоволн в атмосфере? Что для нас электростенды на занятиях по
электротехнике, автоматике, если перед нами раскрыты многометровые
схемы основных и бустерных систем самолетов. А сами самолёты ждут и не
дождутся нас на занятиях по эксплуатации. Вчерашние занятия по техмех,
математике, английскому ушли в прошлое. Сегодня у нас новые предметы и
новые любимые преподаватели: электропривод-полковник Скляров,
электроснабжение, капитан Серебряков и другие. Одним словом - мы
курсанты выпускного курса. На третьем, выпускном курсе ротные уже не
так были требовательны и придирчивы к нашим случайным
неудовлетворительным оценкам. Отцы и командиры спрашивали со своих
младших командиров не за двойки, а тройки и четверки отдельных
курсантов. Учиться нам стало в кайф. Пройдёт зима, наступит весна,
с ней и стажировка и вот оно, сибирское жаркое лето, с не менее жарким
в нашей жизни периодом: сдачей Государственных выпускных экзаменов. И прощай родное АВАТУ, сделавшее нас настоящими мужиками - защитниками своего социалистического Отечества. Пока
ещё не начались занятия на третьем курсе мы не прекращали работать на
различных хозяйственных работах, как на территории училища, так и вне
его. В субботу и выходные дни наше командование все чаще и больше,
предоставляло личное время нам, курсантам выпускного курса. Любимым
занятием для большинства из нас в часы досуга были танцы на летней
площадке в хорошо известном и почитаемым как нами, так и особами
женского пола, парке. Уже не стало обязательным хождение в
увольнение или наоборот в самоход. Те, кто ходил в увольнение, так и
продолжали им пользоваться, но вот самовольщики за период учебы
достигли совершенства в своих нелегальных похождениях. О, эти самоволки! Приятные и не совсем, воспоминания через года, десятилетия. Первую
громкую самоволку во втором батальоне, набора курсантов лета 1970 года
совершил я. В далеком августе того же года. Запомнилась она тогда
надолго и мне, и моим друзьям по учебе, да и командному составу, ведь
ещё не раз и не два о ней мне будут напоминать мои отцы-командиры.
Самоволочка, которая чуть не перевернула мои планы на жизнь, судьбу. Та
клетка, в которую посадили в общем-то добровольно, молодую, сильную
птицу, показалась ей тесноватой, и негативно воздействующую, на её
нервную систему. Всю жизнь быть вольной, и оказаться взаперти, как это
соотносить с её характером? Так и я. В свои девятнадцать, познав
все прелести жизни молодого человека, проработав три года на
предприятиях развивающегося сибирского города, и оказавшись в стенах
какого-то учебного лагеря, где из тебя день и вечер выдавливают
человеческие соки, невольно задашь себе вопрос:- Дружище, а надо было
тебе сюда идти. Нужна ли тебе эта офицерская жизнь? Тогда мне
казалось на первых порах, что надо, но протопав пару недель усомнился в
этом. Но пусть он свербит этот внутренний голос, оглянись на себя - ты
же курсант! И многие твои друзья мечтали таковым стать. Конечно они им
станут, но ты немного их постарше, и сегодня уже курсант. Старшие
товарищи, и друзья, уже успев отслужить срочную, не испытывали особого
восторга к моему желанию, стать в будущем офицером. Они-то знали, что
меня ждет, там, в далеких сибирских и монгольских степях, откуда только
что вернулись со срочной службы, если я по воле судьбы там окажусь. Доносящиеся каждый вечер откуда-то из города слова ставшей легендарной песни: -
Синий, синий иней - лёг на провода, - червоточили мое сердце. Не менее
погано на душе было и моим товарищам, хотя они за эти полтора, два
месяца стали привыкать ко всем прелестям армейской жизни. Но я то,
всего две недели! Ближе к выходным мы узнали, что нам предстоит
прогулка в город, в центральную баню. Этот поход, и умывание аж в самой
городской бане было новостью, заставившая нас, приятно удивиться. Но
пожалуй больше всего ей, обрадовался я, так как считал , что смогу
выскочить в парк, на танцы, потусоваться-покрасоваться перед своими
знакомыми и друзьями, коих было превеликое множество из числа
посетителей танцплощадки. Походи- ка столько лет туда. Но больше всего была надежда увидеть свою подругу, в отношениях с которой, в последнее время установился устойчивый штиль. Вечером,
после отбоя, под звуки всё той же непрекращающейся песни, со своими
курсантскими товарищами, я уже раздумывал план предстоящей самоволки: -
Равиль, ну на хрена она тебе нужна, эта пятиминутная прогулка,
рисковать ради чего? - уговаривал меня Саня Мостипак, с которым я
сдружился за эти две недели,- а если словят, тогда выгонят в три
минуты. Помнишь как комбат грозился: шаг вправо, влево, в сторону- и с
училища брыг. Ну хорошо, если в автороте оставят служить, а после снова попробовать поступить. -
Саня,- прерываю речь товарища,- а что после-то поступать, и так уже два
года потеряно. Вот ты с полста третьего, а я первого. Не дружище, уж
лучше вообще не дергаться с поступлением, и не попадаться. - Рав, ну ты смотри сам, не маленький, понимаешь что к чему, - встревает в разговор со своими советами Витя Итченко. Витя, мой приятель по моей гражданской ребячьей жизни. Ребята, мне бы подстраховаться с перекличкой, вдруг начнут проверять, тогда если спросят фамилию, откричался бы кто. -
А я бы поступил по-другому дает совет мне Сашка Тутуков. Надо зайти в
баню и оттуда попытаться смотаться, в крайнем случае в окно что ли
сигануть. - Ага, со второго этажа- смеется Витька Итченко. Эта баня
в тридцати шагах от моего дома. Знал бы, не говорил. Вот если бы тетка
моя дежурила, она тогда тебя вывела через запасной выход. Кто его
знает, как получится. - Ладно ребята, как будет, так и будет -
подитожил я весь разговор. Одно скажу- эта мысль она живет во мне и я
всё равно решусь на этот шаг. Самоволку. Но смотри, смотри как бы не промахнуться, Равиль. Теплый августовский, предсентябрьский день складывал свои полномочия. Рота,
напевая ещё не до конца разученные строевые песни, пешим порядком
следовала по центральной улице города, Ленина, к центральной городской
бане. Весь путь был каких-то полтора километров. В эту пору в Сибири
необычайно комфортно. Жара, которая по обыкновению проявляет себя во
всей своей красе в июне и июле месяце, если он не дождливый, уже спала.
Дожди становятся редкими и не продолжительными. Ветра, хоть и не
большие, дуют не в сторону города, а значит на зубах у ачинцев нет
привычного вкуса цемента. Ведь не дует с глиноземного комбината. -
Рота, стой! Налево! Командует первый ротный старшина младший сержант
Хохлов. Это после уже, его сменит до конца учебы сержант Алексей
Овчаренко. Проведя проверку, нас по-взводно заводят в помещение бани. - Ух! облегченно вздохнул я, оторвавшись на приличное расстояние от неё, и бежавший сейчас в направлении драматического театра. Кажется
пронесло пока - продолжаю бежать в сторону городского парка и
размышлять. Пока танцы не начались, но народ-то уже собирается. Кто его
знает кого и увижу. Хотелось конечно повстречать своих лучших подружек:
Людмилу и Лиду. А если обе придут? Кердык тебе тогда. Хотя с Милой у
меня пока никаких отношений, а вот Лида приятно удивится, увидев меня в
форме. С этими мыслями я убыстрил свой и не без того быстрый бег. Что,
что а бегать мне нравилось, да и не только мне одному. Какой
сибиряк не любит быстрого бега- поговаривали мы с ребятами, убегая от
наседавших иногда на нас превосходящих по количеству противоборствующих
с нами Почтовскими или Второачинскими, группировками ребят. Добежав
без приключений до танцплощадки, отдышавшись я закурил. То там, то
здесь мимо меня проходили знакомые девчата и ребята, которых смешила
сидящая на мне мешковатая курсантская хлопчатобумажная форма,
блестящая, бритвой побритая голова. Задратый к верху большой палец
правой руки от них, символизировал то, что им весело, глядя на меня. - Чувак, кайфово выглядишь! А микитка как блестит. Никита Сергеевич позавидовал бы. Но мне никак не фортило с ними разговаривать - меня интересовала одна, ради которой я сейчас был здесь. - О! Глядь -это что же птенчик зеленый спрятался в кустах и щебечет?- раздался громоподобный голос откуда-то сверху. Сомнений нет, рядом со мной остановилась троица двухметрового роста ребят. - Володя, Вовчик! - пролепетал я. Здоров мужик! Вот не ожидал тебя увидеть здесь. Сколько мы не виделись-то? С начала лета. -
Ага,- пробасил могучего телосложения парень, лет тридцати отроду.
Ребята- это мой хороший товарищ, Равиль. Я рассказывал вам про мои
первые дни в Ачинске и о нём. Вот знакомьтесь. Володя, приехал на
комсомольско-молодежную стройку страны- строительство Ачинского
глиноземного комбината, где мы с ним и познакомились. Его огромный за
два метра рост, умение хорошо играть в баскетбол и волейбол сыграли
своё дело и он был завербован в краевую баскетбольную команду, а уж
оттуда был вычислен тренерами Динамо и эти несколько месяцев играл за
эту команду. Но познакомиться с ребятами не пришлось. - Товарищ курсант. Курсант Минигаздинов - раздается откуда-то сзади знакомый голос. Внизу все падает. Успокоившееся было сердечко, разом замолотило громкими ударами. Тук, тук во всю силу бьют сердечные клапана — лемеха. - Вы как здесь оказались, Минигаздинов?- недоумевает всё тот же голос. -
Рав, чё ему надо, этому летёхе? - раздается бас Вовчика. Тебе что надо,
лейтенант? - не успокаивается мой товарищ. Видишь с человеком
разговариваем - уходи отсюда. Грозный вид трех с баскетбольным
ростом ребят, казалось должен ретировать кого угодно. Кого угодно, но
не командира второго, моего взвода, старшего лейтенанта Виктора
Ильенка, тоже ачинского парня. - Володя- это мой командир взвода, успокаиваю товарища. Дай мне доложить начальнику патруля. - Слышь, а хрен ли ему докладывать, он что сам не видит,что ты в самоходе, встревает в разговор один из двух товарищей Вовчика. Товарищ
лейтенант, отпусти пацана по - доброму, милиция его вызывала и
протягивает удостоверение офицера МВД. Нужен он был для дела. - Ну
если нужен был, значит кто-то его должен был сопроводить- не
соглашается нач.патруля. Ребята, давайте идите своей дорогой, а мы с
курсантом М. своей. - Слушай, лейтенант. Не закладывай парня, а то
на его офицерской карьере будет поставлен крест. Выгонят же. Вернется
он в Ачинск и мы вернемся, ведь вспомним же, не ровен час. Уж не знаю, о чем разговаривали со взводным ребята, но подошедший ко мне Вовчик, обнадежил меня, что все будет нормально. Если бы, - подумал тогда я. Но навряд ли это произойдет, зная любовь Ильенка к ачинским ребятам, курсантам его взвода. Обратная
дорога считается всегда короче. Уж не знаю сколько прошло времени, но я
уже успешно минут пятнадцать скрывался от всё видящего ока ротного.
Смешавшись с распаренными ребятами ждал ответной реакции взводного. Она не заставила себя долго ждать. Подошедший к ротному Ильенок, его известное дело, о чём, шептание, ничего не сулило оторопевшему курсанту. - Эх, Илья, Илья,- вырвалось у меня тяжелой жабой из груди. Ведь заложешь же сучара точно сейчас ротному. И в тот же момент грозный окрик ротного призвал меня к его ногам. Отяжелевшие ноги не спеша донесли меня к майору Казакову. Сказать, что раздался гром, значит ничего не сказать: - Да как вы смеете!- грозный окрик ротного напугал стоящих рядом с ним намытых, напаренных, умиленных курсантов-первогодков. - Ты без дня неделя, а уже в самовольной отлучке. Что с вас дальше будет товарищ курсант?- кричит ротный. Говорил мне Ильенок про вас, видать побольше о вас знает. Отпустив меня, Казаков строит роту перед баней. Оказывается связываться с майором гиблое дело. Поставив меня перед строем роты, её командир распалясь, приступает к моему линчеванию. Сочувствующие
взгляды курсантов не сколько успокаивают провинившегося их товарища.
Кто-то подмигивает, кто-то показывает жестом, чтобы молчал, а кто-то до
сих пор не въехал в суть вопроса: как так можно, взять да залететь так
глупо в самоволке. Зачем готовиться, сдавать экзамены, вышагивать эти
километры строевыми походками- чтобы залететь из-за каких-то двадцати
минут свободы. А ротный всё ещё кипит и парит. Отрешенно смотрю на носки своих сапог. Так
и не получу наверное новые сапоги и форму- роется в голове вопрос. И по
делу, дурак набитый. Ребята говорили тебе, сам себя удерживал и на
тебе. - Курсант Минигаздинов, вы что не слышите? Вам глухому по
два раза надо говорить. Встаньте в строй. Вы будете строго наказаны,
вдогон говорит ротный. Эх, судьбинушка, судьба. Ничего ты
заранее не скажешь, чего ждать человеку. Вот и сейчас сидя на
табуретке, я ждал когда меня к себе вызовет ротный. В тот вечер похоже
ротному было не до меня и только на следующий день после обеда мною
занялись всерьез. Вначале были томительные полчаса разгона ротным в
присутствии командиров взводов, после мне предстояла, ничего хорошего
не обещавшая, прогулка в кабинет командира второго батальона полковника
Ржавина. Оказывается мой взводный, да пусть длинным будет его
нескончаемый век, доложил в своем рапорте о моем путешествии в
городской парк и как доблестный лейтенант, отбивая меня от наседавших
на него трёх ментов, задержал курсанта в самоходе. Теперь-то уж Батя,
так звали за глаза комбата, точно всё сделает, чтобы сбылась
несбыточная мечта взводного: — меньше ачинских- меньше головных болей. -
Ну ничего,- успокаиваю себя,- пусть тогда взводный молится своему богу,
чтобы меня не выгнали. Зачтется ему, если вытрусят отсюда. Что ему
рогатому, помешал я, сразу выгонять. Не пью, не бью. Подумаешь
отлучился на немного. Равиль,- накануне вечером успокаивали меня
ребята,- да плюнь ты на всё, видать судьба такая, если выгонят. Будешь
в тылу училищном служить. Ты парень мастеровой, служба в кайф будет. А
надумаешь поступить, на будущий год поступишь. Ну уж хреночки, чтобы пошел поступать. Я тогда самый древний буду в роте, если поступлю. -
Да, ты Бати не боись, он мужик суровый, но правильный. То что с тобой
он вошкается, говорит о положительном для тебя, нежели плохом. Возился
бы сейчас с тобой. Хлоп по шеям, бери вещи и домой паря в лучшем
случае. До присяги ещё долго, кто тебя в армию возьмет. Выгонят и все.
Ещё может куда и поступишь в вечернее или заочное учреждение - лечат
меня утешения товарищей. Вечером следующего дня в сопровождении ротного мы поднялись в кабинет комбата. Суровый,
пронизывающий, холодный взгляд этого боевого офицера — фронтовика,
казалось резанул меня на части так, что одна верхняя отделилась от
нижней, делая последнюю не реагирующую на дальнейшие события. Низ
стал ватным, не управляемым. Однако в отличии от него, верхней части
почему-то стало интересно слушать этого дядьку - полковника. Внутренне
я был настроен на всё, вплоть своё увольнение. -Товарищ курсант-
громыхал голос боевого офицера уже минут двадцать. В ходу были его
грозные:- да в сорок первом за такие дела вас уже без суда и следствия
шлепнули. А я слушал и слушал Батю, попробуй только супротив. Уже
дважды он пытался вовлечь меня в разговор, но глаза ротного говорили:-
рано сынок, рано. И я молчал. Вдруг ни с того, ни с чего он начал
расспрашивать меня обо мне, моих родителях, знакомых мне людях,
работающих в АВАТУ, о работе на гражданке. Заручившись положительными
ответами, полковник Ржавин вопросил на Виталия Михайловича Казакова: - Что нам с ним делать, майор Казаков? Поверим его слову, что исправится и будет хорошим курсантом. -
Товарищ полковник, даю вам слово, что такое больше не повториться,
служить и учиться буду хорошо. На предстоящем выходе в поле,
зарекомендую себя с лучшей стороны- изливался я перед комбатом. -
Ладно Минигаздинов, поверим тебе и скажи спасибо майору Казакову - это
он в тебя поверил, так же как и подполковник Козлов, майор Бурдин,
которые тоже за тебя поручились. А вот твой командир взвода настаивал,
чтобы вас исключили. В тот день казалось солнце светило по-особому, приятно расслабляя мою затасковавшуюся за эти дни душу. Впереди были три года плодотворной работы и учебы в Ачинском военном авиационно-техническом училище и целая жизнь.
Меню сайта